Предыдущая часть http://proza.ru/2022/08/26/1150
– О-па! Чего это вдруг свет вырубился? У всех?
В полной темноте Чебриков, спотыкаясь о разбросанные на полу книги, направляется в сторону окна, но останавливается, услышав шёпот Иры:
– Вова! День у нас.
– Верно. Солнечное затмение? В газетах писали?
– Ты один у нас газеты читаешь, – не сдерживает усмешку Алла Викторовна.
Темнота сменяется густой серостью. Если бы Вовка всё же дошёл до окна, увидел бы, как меняются очертания привычных предметов: поникают головки цветов, деревья усыхают, теряя листву, скамейки у подъездов превращаются в груду обшарпанных, сломанных досок…
Но там, где ещё минуту назад было окно, появляются сполохи: пепельно-синий, фиолетовый, аквамариновый, голубой. Они то мерцают каждый отдельно, то объединяются, образуя концентрические кольца. Бледно-жёлтый центр колец непрерывно увеличивается в диаметре, медленно перемещаясь от окна к дивану, на котором сидят, замерев, Алла с Ирой, а на полу, перед диваном – Дим-Димыч.
– Нет!
Отбросив трость, Артём Константинович бросается к мальчику, прижимает к себе и, не удержавшись на ногах, падает, почти касаясь головой колен Аллы Викторовны. Мягкое свечение обволакивает его, приподнимает…
Спустя время, очнувшись, гости с удивлением замечают: они держатся друг за друга и за хозяина так крепко, что, отпуская, приходится с трудом разгибать пальцы.
Серый туман, сгустившийся за окном, медленно тает, возвращая предметам привычные очертания: деревья, цветы, лавочки…
– Что это было? – разминает затёкшие, побелевшие пальцы Ирина.
– Мне одной показалось? – вздыхая, спрашивает Алла. – Будто поток ненависти обрушился на голову. Все, с кем сталкивалась по жизни, свои обиды мне припомнили. И я в ответ… всё самое тёмное из души выплеснула… Подумалось: «Ни за что не прощу, никогда»… Вцепиться захотелось так, чтобы до боли…
Виновато смотрит на Артёма Константиновича:
– Я ведь совсем не такая, а тут… Умудрилась даже вас возненавидеть за сон какой-то… Простите.
– Похоже, мы все не краше, – сокрушается Чебриков. – Я тоже обиды до седьмого колена вспомнил…
– А я еле сдержалась, чтоб не убить тебя. Как представила молодого и пьяного, с букетом цветов, – Ира прикрывает рот ладошкой, чтоб не сказать лишнее, трёт глаза Вовкиным платком…
По-прежнему крепко прижимая Димку к груди, Артём Константинович пытается подняться с пола.
– Подожди, Константиныч, помогу.
Чебриков протягивает трость, неуверенно спрашивает:
– Мы там были?
Богородцев чуть заметно усмехается:
– Нет. Они нас опередили, прибыли сами.
– Но… Ты же говорил: никого.
– Так никого и не было. Портал сам…
Через приоткрытое окно с детской площадки доносятся звонкие голоса. Для взрослых, на которых только что обрушилось неведомое, возгласы детей – ниточка, возвращающая в реальность.
– Господи, сколько же времени прошло? У меня Егорушка один, – пугается Ирина. – Побегу.
– Минуты две – три, не больше, – смотрит на часы хозяин. – Ира, если не возражаете, пусть Димыч приведёт Егора сюда, они вроде бы подружились.
– Сейчас! – вырывается из объятий деда Димка.
Богородцев провожает внука взглядом, вздыхает:
– Не хотел при нём, мал ещё. Хотя кто знает… Постараюсь покороче. Десять лет назад эту квартиру снимали мой сын с девушкой. Может, кто-то из вас помнит длинного, худого, вечно лохматого студента и с ним, словно птаха на плече, невысокого роста девчоночка. Они всегда вместе ходили…
Артём Константинович опускает глаза, наклоняется, неловко поднимает с пола упавшие книжки.
– Прости, Константиныч, новых, живущих постоянно, не всех знаем, а уж кто квартиры снимает, разве отследишь, – подаёт голос Чебриков.
– Я понимаю, – печально кивает Богородцев. – Когда сын с девушкой пропали, я пришёл сюда. Вещи забрать. Не знаю уж, как получилось, но портал сам открылся. Тут я и понял, что опоздал… Солнце, вот такое как мы видели, окружённое сполохами, только более серое, запах гари, заброшенные развалины, – усмехнулся. – Вру, не знаю, как помягче сказать. Не просто развалины: вот этот дом, засыпанный пеплом, с обрушенными стенами, сгоревшими перекрытиями… И чувство безнадёжности: никого и ничего живого не осталось… Растений, птиц, животных, людей... Ничего. Наверное, я потерял сознание. Очнулся на полу, в этой комнате. Рядом младенец, а на ручке у него – часы сына…
Тихие всхлипывания Аллы Викторовны заглушает звонок мобильного.
– Вова, у тебя телефон, – толкает Ира притихшего Чебрикова.
– Да! Галка?!
Чебриков кивает, слушает, опять кивает, наконец улыбается:
– Ладно, будь!
– Нашлась Любочка! У Дениса она. Тот заболел, температура высокая, поэтому на работу не ходил. Люба его разыскивать поехала, ну и…
– А про другую жизнь зачем говорил? – недоверчиво спрашивает Ирка.
– Так жениться же, дурень, собрался, вот тебе и другая жизнь, – усмехается Вовка. – Слава богу, без всяких параллельных реальностей.
И неожиданно серьёзно продолжает:
– Я, Ир, тоже другой жизни хочу… Чтоб внуки были…
Ира пожимает плечами, хочет что-то сказать, но не успевает.
– Бабушка, посмотри, что мне Дима дал поиграть!
Егор с разбега упирается рыжей головёнкой в бабушкины колени, одной рукой прижимая к себе недовольно мяукающего Рысика, и размахивая другой, в которой зажаты крупные мужские часы.
Степенно шагающий следом Димыч поясняет:
– Не хотел идти, пришлось подкупать.
– Дима! – ахает Артём Константинович. – Я же тебе не разрешал брать их.
Внук виновато опускает голову:
– Ты сказал, что это папины, и когда-нибудь станут моими, а почему не сейчас? Смотри, как Егор радуется… Они даже завелись. Только, правда, идут как-то странно: вроде наоборот, против часовой стрелки… И на циферблате что-то мелькает.
– Егорушка, можно мне посмотреть?
Егор неохотно расстаётся с интересной игрушкой. Чем дольше рассматривает Богородцев часы, тем сильнее мрачнеет.
– Что, Константиныч, сломали? – сочувствует Вовка. – Не бери в голову. У меня знакомый мастер есть – всё чинит. Золотые руки.
– Хочется надеяться, – вздыхает Артём Константинович. – Судя по циферблату и картинкам, которые на нём мерцают, Димыч, заведя часы, запустил в том мире обратный отсчёт. Не знаю, с какой скоростью, но у них время откручивается назад. Наступит момент, когда мы совпадём с ними во времени, и тогда…
– Мы можем поменяться судьбой? – выдыхает Ирина, обнимая внука.
– Не знаю.
Егор строптиво освобождается из бабушкиных объятий, но обернувшись и увидев глаза, полные слёз, торопливо залезает к ней на колени. Проводит пальцами по мокрым щекам:
– Не плачь. Мы с Рысиком тебя защитим.
– Деда, я не хотел, – Димыч шмыгает носом, плечи вздрагивают.
– Ничего, милый, – Богородцев улыбается внуку. – Мы попробуем противостоять... Люди смогут. Наши соседи ведь удержали нас с тобой, несмотря на обрушившиеся на них ненависть и обиды.
Иллюстрация - фрагмент картины Ю.Чернявской